Глубокая долина (1947)

В дождливый вечер Джонас Хейл, худощавый механик с шрамом на скуле, копался в моторе ржавого грузовика за заправкой «Лаки Стар». Его сестра Элла, в платье с выцветшими розами, принесла ему термос с кофе: «Слухай, Оливер из лесничества говорил, в ущелье опять светились те штуки — как тогда, в сорок третьем». Джонас вытер руки тряпкой, пахнущей машинным маслом: «Забей. Это ветряки Бекмановой мельницы — провода оголённые». На следующее утро в местной газете «Вэлли пост» нашли заметку о пропаже бродячего музыканта; рядом с текстом ктось нарисовал синими чернилами трёхглазую сову.

Элла, разбирая старые письма отца-шахтёра, нашла карту с отметкой возле высохшего колодца за школой. Там они с Джонасом откопали ящик с немецкими кинжалами и потёртым блокнотом, где по-русски было написано: «Они не ушли, они спустились». В ту же ночь миссис Глори, владелица закусочной «Жаркий пирог», вызвала шерифа, услышав стук в подвале: «Там пахло, как в тот день, когда сгорел элеватор — серой и мокрым мехом». Когда приехали deputies, на полу лежала лужа чёрной смолы с обрывком верёвки, которую в долине использовали только на пароме, закрытом после войны.