Меч судьбы (1965)

В деревне у подножия горы Фудзи кузнец Рюноскэ, чьи руки вечно в саже от угля, чинит мотыги и серпы. Однажды на рассвете, пробивая лёд на реке, он вытаскивает клинок с треснутым хамотю — узор напоминает змеиную чешую. Мать, растирающая в ступе рис, хрипит: «Выбрось, пока не проснулись духи ущелья». Вместо ответа он прячет меч под половицей, но к полудню у лачуги появляется Гэнъитиро из клана Курода — его доспех скрипит, как телега. «Твоя семья сто лет коптила здесь небо. Отдай, что им не принадлежит», — рычит самурай, сминая бамбуковую циновку сапогом. Рюноскэ, прижимая к груди свёрток с лезвием, бежит через рисовые чеки, спотыкаясь о корни сосен.

В порту Эдо, где воздух пропитан тухлыми водорослями, беглец натыкается на О-Цуки — хозяйку чайного дома, чьи рукава пахнут имбирём. Она прячет его в чулане среди бочонков с мисо, но через три дня появляется Хадзимэ — бродячий фехтовальщик с шрамом через губу. «Ты держишь *Коёми*? — смеётся он, разглядывая клинок при свете бумажного фонаря. — Этим резали князей, пока их жёны плели шёлк». Тренировки начинаются на задворках рынка: Рюноскэ, стирая ладони в кровь, повторяет удары по шесту, пока старик орет: «Слабее бабушкины руки!». Через месяц Гэнъитиро настигает их у лавки с угрем — в схватке Хадзимэ падает, сражённый ударом в живот. «Курода убьёт всех, пока *Коёми* не вернётся в землю», — хрипит умирающий. Рюноскэ, обмотав рукоять тряпкой, идёт вдоль реки — навстречу дождю и плывущим в тумане огням замка.