Примадонна (2022)

Лиза Моратти, 17 лет, каждое утро разливает эспрессо в баре отца на узкой улочке Неаполя. Отец, Тонино, ворчит, вытирая стойку: «Лиз, хватит напевать эти арии — клиенты ждут заказы». Она бормочет: «Пап, это же Верди. Разве можно молчать?» — и продолжает мыть стаканы, представляя себя на сцене Ла Скала. Вечером, пряча под кровать конверт с деньгами от подработки в прачечной, она находит объявление о прослушивании в Милане. Бабушкино серебряное колье с опалом, последняя память о неаполитанской родне, уходит к перекупщику за полцены. Билет на поезд — в кармане, дрожащие руки сжимают ноты «Травиаты».

В Милане Лиза спит в хостеле над пиццерией, где соседи стучат по батареям, когда она репетирует после полуночи. На прослушивании Карло Ферранти, 19 лет, сын дирижера, усмехается: «Ты думаешь, тут место для уличных певичек с южным акцентом?» — «Лучше уличная, чем без души», — бросает она, поправляя потертый шарф. На сцене от волнения забывает слова арии, но вместо них вырывается народная «Funiculì, Funiculà». Зал затихает, потом грохочет аплодисментами. Пожилая преподавательница, сидевшая в жюри, находит Лизу у выхода: «Ты пела, как будто за тобой — весь Неаполь. Но научись слушать тишину». Утром, получив письмо о зачислении, Лиза звонит отцу. Тот молчит, потом хрипит: «Эспрессо здесь всё равно лучше». В трубке гудки, а она смотрит на смятый листок с нотами, зажатый в потной ладони.