Саня Бурич

Представь: двое чудаков, таких разных, что смешно, случайно оказываются в одном вагоне поезда где-то под Роттердамом. Она — голландка с велосипедом и вечным недовольством в глазах, словно дождь здесь льёт лично ей на зло. Он — парень из Сараево, который десять лет не был дома, а теперь тащит за собой чемодан, набитый старыми письмами и невысказанными извинениями. Их диалоги — это как попытка говорить на сломанном английском, где половина фраз тонет в недопонимании, зато смех пробивается сквозь
Младен, 17 лет, таскает кирпичи на стройке у обмелевшей реки Босны. После смены бежит в аптеку на окраине Сараево — у матери, Даницы, обострился туберкулез. Аптекарь, старик с желтыми пятнами на халате, щелкает счеты: *«Стрептомицин? Третий месяц нет. Спроси у тех, кто возит из Хорватии»*. По дороге домой Младен замечает Сару, девчонку из цыганского квартала: она выменивает сигареты на банку тушенки, прячет под рваным платком. Даница кашляет в подушку, на столе — пузырек с самодельным сиропом
Знаешь, наткнулся я тут на историю, от которой мороз по коже. Представь: обычная учительница из Сараево, Самира, решает помочь коллеге — подменить его в какой-то глухой деревушке. Приезжает, а там... Война всё круто меняет. Сербы деревню захватывают, и начинается ад. Женщин — тех, что постарше — заставляют пахать как лошадей, а молодым... Боже, даже думать об этом противно. Самиру пытаются втянуть в этот кошмар, но она — ты только вдумайся! — будто растворяется в фоновом шуме ужаса. Словно