На одном из удаленных и таинственных островов, превращенном в неприступную крепость, боевики сформировали свою особую реальность. Они создали школу боевых искусств, которая на первый взгляд выглядит как место, где люди приходят, чтобы развивать свои навыки и учиться древним техникам. Однако за этой маской скрывается нечто более темное - эта школа служит лишь ширмой для прикрытия нелегального бизнеса по контрабанде. В то время как боевики продолжают свои темные дела, скрытые от глаз общества,
Уважение к людям из высших эшелонов власти в китайском обществе настолько велико, что простая фотография главы детективного агентства, пожимающего руку важному правительственному чиновнику, опубликованная в газете, мгновенно завоевывает доверие клиентов. Хотя его послужной список неоднозначен и порой вызывает сомнения, он пользуется популярностью и не страдает от нехватки работы. Каждое новое дело приносит детективу множество неприятностей в самых неожиданных местах. То и дело он оказывается
Чен Лун, долговязый парень в потёртом фартуке, таскал мешки с корнем женьшеня в травяную лавку «Благодатное небо» на улице Тунчжоу. Старый мастер Вонг, хрипя от дыма трубки, застукал его за углом: тот крутил деревянный меч, подражая движениям бродячих актёров. *«Ты думаешь, драка — это как в опере?»* — Вонг швырнул на землю связку сушёных змей. *«Вон, Ли Цзын в прошлом месяце голову сложил из-за таких «тренировок»*. Чен Лун, вытирая пот рукавом, спрятал меч под прилавком, где валялись монеты с
В душном переулке Гонконга 1950-х мальчишка Ли Чжуньфань бьёт кулаком ржавую бочку, повторяя удары из ча-ча-ча под радио. «Ты опять дерешься вместо уроков!» — кричит мать, вытирая руки в фартуке. В 18 лет он уезжает в Сиэтл — чемодан с тетрадями по философии и фото сестры. Моет посуду в «Драконьем дворце», спит в подсобке. На заднем дворе колледжа показывает студентам джиткундо: «Кунг-фу — не ритуал. Бей, пока дышишь». Линда, блондинка в клетчатом платье, остаётся после занятий: «Ты точно не
Мэй Лин, девушка в очках с толстыми линзами, разбирала коробки в аптеке своего деда. Запах сушеного женьшеня смешивался с пылью. В углу она нашла потрепанный сундук с иероглифами "Духун" — фамилией ее покойной бабушки. Внутри лежал сине-зеленый кристалл размером с кулак, обернутый газетой 1952 года. «Смотри, Цзянь!» — крикнула она брату, который в гараже рядом чинил мопед. Цзянь, вытерев руки о замасленную футболку, сунул паяльник в розетку. «Похоже на стекло из старого фонаря», —
Линь Минь, в помятой рубашке с закатанными рукавами, тыкает пальцем в витрину лавки на рынке Бен Тхань, где под слоем пыли лежит нефритовая статуэтка династии Ле. «Ты видишь только рамки, Антуан, — шипит она, — а грязь за кадром удобно стираешь». Француз поправляет фотоаппарат на шее, щелкает затвором в сторону старухи, жарящей лапшу в чане. «Мои снимки дышат, — бросает он, — твои статьи — как трупные пятна. Кому нужна правда без красоты?» Запах горелого масла смешивается с криками торговцев,