В завершающие дни оккупированного Рима, истощенные силы немецкой армии с крайним упорством обороняют оставшиеся позиции, безжалостно подавляя вспышки восстания. Тем временем, в глубине города, на свет появляется собственная группировка Сопротивления, предвещая скорое приближение конца конфликта.
Марчелло, двадцатитрехлетний плотник, чинит крышу дома на окраине Рима, где живет с младшим братом Лукой. Лука, пятнадцать лет, торгует на рынке подержанными ботинками, которые находит в разбомбленных кварталах. По вечерам они едят суп из фасоли, сваренный соседкой Розой — вдова в зеленом платье с выцветшими цветами всегда добавляет в еду щепотку тимьяна. «Деньги за крышу отдашь до пятницы, — бормочет Марчелло, вытирая смолу с рук тряпкой. — Иначе Энцо опять придет с кулаками». Лука молчит,
Мэри Форбс, американка в синем пальто с оторванной пуговицей, толкает чемодан с наклейками неаполитанских отелей через толпу на перроне. Её останавливает Антонио Манфреди — проводник с медальоном святого Христофора на шее — указывая на развязанный шнур её туфель: *«Signora, споткнётесь о рельсы, а я отвечать буду»*. Она роняет перчатку, он поднимает, замечая следы зубов на кожаной перчатке. В баре у киоска с *L’Unità* он покупает ей эспрессо, пока она пытается объяснить жестами, что кошелёк
Лука, мелкий карманник из Неаполя, застрял в Риме после неудачной кражи кошелька у туриста-американца. На рынке Кампо деи Фьори, пока торговцы орали про артишоки по два лиры, он приметил Карлу — блондинку в бежевом пальто, разглядывающую антикварные броши. *«Простите, синьорина, вы обронили…»* — начал он, суя руку в её сумку, но та резко сжала его запястье. *«В третий раз за неделю «роняю» кошелек? — усмехнулась она, доставая из кармана серебряный портсигар. — Ты воруешь, как пьяный карабинер.
Фортунелла, рыночная торговка из Неаполя, каждый день таскает корзины с лимонами через узкие переулки Санта-Лючии. Ее сосед Луиджи, водитель грузовика с облупившейся краской на капоте, ворчит: «Эти ящики сломают мне подвеску раньше, чем ты накопай на новое платье». Утром она заваривает кофе в жестяной турке, пока ее брат Антонио чинит сети на кухне, пахнущей рыбой и оливковым маслом. В порту Марселя, куда она попадает после стычки с местным мафиозо Доном Винченцо, Фортунелла втирается в доверие
Карло Рицци, слесарь с фабрики «Бреда», каждое утро заводил будильник на 5:30. В крохотной кухне на улице Виа Падова он разогревал вчерашнюю поленту, пока дети — Анна, семь лет, в платье с заплаткой на локте, и Лука, четыре года, в коротких штанах — молча ковыряли ложками в мисках. «Синьора Маркетти снизу опять жаловалась на шум», — бурчал он, завязывая галстук поверх неглаженой рубахи. На заводе, среди запаха машинного масла и свиста компрессоров, он пялился на конвейер, представляя, как
Антонио, худощавый парень с вечно закатанными рукавами, крутится между лотками на рынке Порта-Капуана. Подсовывает туристам часы с надтреснутым стеклом, называя их «швейцарскими». «Пять тысяч лир — дарю почти даром!» — бойко лжёт он, пряча в карман смятые купюры. Вечером делится выручкой с Луиджи, своим напарником, в таверне «У Сальваторе»: тот ворчит, что денег хватит только на вино и пасту с чесноком. На стене за их столиком — трещина, заляпанная сажей. Внезапно появляется дон Винченцо в
Лука Мантовани, в прошлом военный шофёр, теперь стоит на перекрёстке у миланского вокзала Порта-Нуова, в белых перчатках и потрескавшейся от солнца фуражке. Каждое утро он вытаскивает из кармана потёртый свисток, поправляет нарукавную повязку с выцветшим гербом города. Грузовики с кирпичами для стройки, троллейбусы, велосипедисты с корзинами — всё это он останавливает резким движением руки. "Эй, ты там в синем «Фиате»! Двигатель заглуши, пока я не снял номера!" — кричит он водителю,