Артур Любин

Клара Дюваль, хористка с разбитым кларнетом в тесной гримерке, обнаруживает записку с нотными строчками и пятном кофе: *«Спустись в котельную до рассвета, или твой голос умрет в толпе»*. Запах масляных ламп и гудки поездов метро сопровождают ее в подземелье театра «Гранд Одеон», где тень в полумаске из обгоревшей кожи — Эрик Леру — поправляет паровой котел. *«Ты будешь петь Кармен, а не дрожать за кулисами»,* — его хриплый шепот смешивается со скрипом труб. На репетиции дирижер внезапно падает
В Лондоне 1950-х инспектор Эдмунд Хартри, носивший прожженное сигаретой пальто, шарил фонарем по переулкам возле доков. Утром 12 ноября нашли тело портового рабочего с вырезанным на ладони числом «23». В кармане жертвы Эдмунд обнаружил потрепанный дневник: *«Миссис Эвелин брала девочек в подвал — не дай Бог, Клара попадется»*. Напарник Томас, щурясь сквозь дождь, пробормотал: «Опять эти пропавшие дети с Ист-Энда. В участке три папки таких дел пылятся». Эдмунд смял в кулаке окурки — запах
Фрэнсис, новичок на военном корабле «Морской ястреб», в первый же день путает вахтенный график. Боцман Гас, с татуировкой якоря на предплечье, хрипло кричит: «Эй, салага! Ты швабру в руках держать умеешь?» Фрэнсис, вытирая пот со лба, бросает: «Да я уже трюм мыл, тут всё блестит!» — но через час застревает в узком коридоре с ведром ржавой воды, пока механик Карло ругается на смесь итальянского и английского: «Move your ass, kid! Насос ждёт не будет!» На камбузе кок Лулу, в заляпанном фартуке,
В маленьком городке Небраски, 34-летняя Роуз Маккарти, в коричневом костюме с потёртыми локтями, тащит чемодан с образцами корсетов через грязь после дождя. Её напарница, Джоан "Джо" Ларкин, 28 лет, в клетчатом пальто, спорит с владельцем магазина хозтоваров: "Вы же продаёте лопаты и гвозди — почему не женское бельё?". Они ночуют в дешёвом мотеле «Санрайз», где Роуз чинит порванную ленту на корсете ниткой из аптечки, а Джо подсчитывает убытки в потрёпанной тетради. Утром их
О, помните тот старый фильм с пещерой, волшебным словом и кучей разбойников? Вот это ностальгия! Честно говоря, каждый раз, когда его вспоминаю, перед глазами встаёт этот дядька с бородой, который шепчет «Сезам, откройся» — а у меня до сих пор мурашки от этой сцены. Такое ощущение, будто сам стоишь в темноте перед каменной глыбой и гадаешь: «А вдруг сработает?» А эти погони на коврах-самолётах! Выглядело, конечно, смешно — ну знаете, как в девяностых: спецэффекты так себе, но душа-то вложена.