Воображаемое государство (2022)

Томас, 28-летний архивариус из Вальпараисо, находит в ящике с конфискованными грузами 1940-х годов потёртую кожаную тетрадь. На странице с водяными пятнами — схема тоннеля под холмом Сан-Кристобаль, помеченная печатью в виде переплетённых кондоров. «*La entrada está en el mural de los ojos ciegos*», — пишет он Элин, студентке-антропологу из Уппсалы, с которой три месяца переписывался на форуме о доколумбовых артефактах. Она отвечает заснятым на телефон фрагментом рунического камня со двора библиотеки: «*Твой кондор… здесь он обвивает Иггдрасиль. Где встретимся? У меня ключ от закрытого фонда*». Через два дня Томас, пахнущий медной пылью от ночной смены в доках, стучит в её дверь с бутылкой писко и сумкой, набитой чилийскими лепёшками «сопаипальяс».

В подвале библиотеки, где пахло сырой штукатуркой, они совмещают кальки с символами — узоры складываются в карту района Арика с отметкой «*Línea de Sangre*». Элин, разбирая шведские военные архивы, находит фото 1967 года: чилийские солдаты в противогазах выгружают ящики с клеймом трёх корон. «*Это не миграция богов… это обмен*», — бормочет она, пока Томас скрипит мелом по доске, соединяя точки — Сантьяго, Гётеборг, шахты Кируны. Когда за ними приходят люди в чёрных куртках (один говорит с немецким акцентом: «*Документы. Сейчас*»), они прячутся в тоннеле метро Línea 3, заброшенном после переворота. В конце туннеля — дверь с ржавым глазком. Элин прикладывает амулет с раскопок в Чилоэ: «*¿Oyes eso?*» — из щелей тянет ветром, пахнущим сосновой смолой и пальмовым маслом.