Плач проклятой (2021)

Мариана, 16 лет, в потертых джинсах, нашла старый фотоаппарат «Кодак» на блошином рынке возле площади Боливара в Боготе. Ее друг Эстебан, в очках с треснувшей линзой, сразу заметил царапины на пленке — силуэты, похожие на детей, повторялись на каждом кадре. «Этих… призраков не было, когда я снимала пустую аллею», — прошептала она, перематывая пленку в подвале своей бабушки, где пахло плесенью и корицей. На следующий день Луис, младший брат Эстебана, услышал голос в школьном туалете: «Найди нас до заката» — и на стене проступили буквы *Mompox*. Они сели на автобус с отклеивающимися обоями, битком набитый торговцами курицей в клетках, но водитель вдруг свернул на грунтовку, заявив: «Дальше не еду — там только руины и плачущие».

В заброшенной церкви XVII века, где треснувший колокол все еще качался от ветра, Мариана наткнулась на журнал 1947 года с фото исчезнувших детей. «Ты думаешь, мы первые, кто пытался это остановить?» — спросил Эстебан, показывая газетную вырезку о массовых самоубийствах в Mompox в 1978-м. Ночью Луис, оставшись один в доме с перегоревшей лампой, увидел в окне девочку в мокром платье: «Они не любят свет. Туши свечи, когда придут». Диалоги слышались сквозь шум дождя — фразы на языке чибча, который уже никто не помнил. Когда Мариана вставила последнюю пленку в фотоаппарат, на снимке проявилась она сама, стоящая спиной к камере, а в углу — тень с крюком вместо руки. «Это не будущее, — сказала бабушка, разглядывая фото дрожащими пальцами. — Это то, что было с твоей матерью перед тем, как она исчезла».