Ода дочери Великой Тан (1 сезон)

Линь Мэн, дочь генерала Линь Цзюня, с утра до ночи крутила ткацкий станок в семейной мастерской у восточных ворот Чанъани. Отец хрипел, затягивая потрескавшийся кожаный пояс: *"Шелк для доспехов важнее рисовой каши – нить крепче стали"*, бросал ей кусок лепешки с кунжутом и уходил патрулировать стены. Чиновник Чжан с лицом, как у высохшей груши, ворвался с солдатами в дымный цех, швырнул на пол налоговую табличку: *"Ваш станок сломается раньше, чем я перестану считать медяки"*. Девушка, вытирая пальцы, испачканные в краске для парчи, спрятала за пазуху обрывок письма от кузена-гончара с юга – там говорилось о голоде в деревнях.

Через три дня Линь Мэн в синем рабочем фартуке раздавала крестьянам у храма Лотоса рисовые лепешки, завернутые в бракованный шелк. А-Сяо, дочь красильщика, шептала, поправляя деревянные заколки в волосах: *"Вчера на рынке солдаты изрубили ткани с императорским драконом – говорят, бунт в мастерских"*. Ночью девушки сожгли налоговые списки в печи для обжига глины, подменив их свитками с детскими стихами. Когда Чжан пришел арестовывать Линь Цзюня за "порчу казенного имущества", ткачихи забаррикадировали ворота станками, а крестьяне галдели с факелами: *"Наш шелк – наши кости, попробуй сжечь!"*. Линь Мэн, зашивая рану отцу, уронила иглу в глиняную чашку: *"Завтра сплетем знамя – не из ниток, а из кожуры тутового дерева"*.