В дымных кабачках Ист-Энда или заваленной бумагами гостиной на Бейкер-стрит, 221Б, Холмс в потёртом халате тыкает перочиным ножом в конверт с анонимной угрозой. «Чернила — дешёвые, почерк подделан под левшу, но третий палец в чернильном пятне выдает секретаря», — бормочет он, а Ватсон, поправляя пенсне, тянется за блокнотом: «Вы уверены, что это не месть за дело с пропавшим рубином?». Инспектор Лестрейд, шаркая мокрыми сапогами у камина, держит в руках залитый дождём цилиндр, найденный возле
Конни, актриса из нью-йоркского водевиля, в гримерке находит в кармане чужого пальто ключ от номера в отеле "Аркадия" и записку: *"Микрофильм в статуе Афины. 21:30"*. Она решает примерить роль детектива — на сцене ее героиня всегда раскрывала преступления. В театре "Эмпайр" во время репетиции танца с тростью она сталкивается с мужчиной в помятом костюме. "Вы уверены, что это ваш реквизит?" — хрипло спрашивает он, хватая ее за локоть. Конни вырывается,
В психиатрической лечебнице под Нойштадтом доктор Густав Ниман, затягивая сигарету с желтым фильтром, втихомолку ковыряется в ящике с ржавыми хирургическими инструментами. Его план: сбежать, прихватив с собой графа Дракулу, чей прах хранится в жестяной урне с треснувшей табличкой *«Лазло Брушвик, 1864»*. «Твои вены снова наполнятся кровью, — шепчет Ниман, протирая очки грязным платком, — но сначала найдем мозги для *другого* моего проекта». Они крадут лошадиную повозку, грузят ящики с
Лайла Харт, официантка в закусочной «Глория» с линолеумными полами и запахом жареного лука, каждый вечер протирала стойку тряпкой, пока не заметила Тома Грейди — ветеринара в помятом костюме, который заказывал кофе без сахара, перебирая мелочь в кармане. «Здесь все такие тихие? Или война вас разучила разговаривать?» — спросил он, разглядывая её потёртый фартук. Она ответила коротко: «Говорим, когда есть что сказать». Через неделю он принёс ей книгу — потрёпанный Шекспир, внутри закладка из
Джордж Баркли, бывший учитель математики из Огайо, каждое утро надевал слегка поношенный костюм и пил кофе из треснувшей кружки, пока жена Конни разбирала ноты на подоконнике их бруклинской квартиры. "Клибер снова грозился уволить меня, если я не придумаю слоган для новых пылесосов к обеду", — бросал он, застегивая портфель с оторванной ручкой. Конни, мечтавшая писать музыку для мюзиклов, вместо этого целыми днями слушала крики соседских детей через тонкие стены и чинила дырявые чулки