Вальтер Слезак

Джек Морган, 26 лет, сварщик в доках Бруклина, каждое утро заворачивал черствый бутерброд в газету с заголовками о Тихоокеанском фронте. Его жена Эвелин, 24 года, в платье с выцветшими розами, перебирала картотеку в публичной библиотеке на 5-й авеню, пряча под стойкой фотографию их свадьбы в Неваде — единственный кадр, где Джек улыбался. По вечерам они спали на узкой койке, слушая, как сосед сверху лузгает семечки и матерится на трансляцию бейсбола. «Ты бы хоть шторы новые купил», — бросала
Капитан Джек Морроу, с обожжёнными пальцами от попыток починить рацию, спорит с медсестрой Элейн Картер из-за последней щепотки соли в ржавой банке. Лодка дрейфует где-то южнее Алеутских островов, компас давно сломан — ориентируются по звездам, которые Сэм, механик в запачканной мазутом рубахе, пытается расшифровать с помощью детской энциклопедии. Элейн каждое утро перевязывает рану матросу Тому, чей бред смешивается с воспоминаниями о бруклинской пекарне. «Ты уверен, что это не Большая
Джонатан Прайс, худощавый клерк в потрёпанном костюме, выходит на платформу вокзала Спрингфилда. Его чемодан, обтянутый потёртой кожей, застревает в дверях вагона — он дёргает ремень, бормоча: «Чёртов железный ящик». Мэр Уитмен, уловив столичный акцент, хватает его за локоть: «Мистер Прайс, вам в «Эльдорадо»! Лучший номер уже готов». В гостинице, пахнущей жареным луком, Джонатан разглядывает трещину на потолке, пока горничная Нора ставит на стол холодный мясной пирог. «У нас тихо, как в
Элизабет «Лиззи» Морроу, пятнадцать лет, каждое утро гладит школьную юбку утюгом с отколотой ручкой, пока мать, Марта, режет капусту для соленья. «Ты слышала, что Бетти Уолш сказала про тебя в церкви?» — бросает она, не отрываясь от ножа. Лиззи молчит, завязывает шнурки потрепанных туфель, вспоминая вчерашний разговор с Сарой у старого кинотеатра: «Если твой отец узнает, что ты ходила на ту вечеринку…» В школе, за обедом из бутерброда с ветчиной и теплого молока, одноклассники шепчутся о ее
Роберт Тальбот, американский бизнесмен в костюме от Brooks Brothers, неожиданно приезжает на свою виллу под Позитано в середине июля. Управляющий Морис, в мятом пижамном халате, пытается скрыть следы незаконной сдачи дома туристам: в гостиной валяются пустые бутылки Chianti, а на террасе забыт женский парео с цветочным принтом. «Вы же десять лет приезжали строго в сентябре!» — бормочет Морис, поправляя очки. Тальбот, перешагивая через детский надувной круг, замечает в бассейне плавающую
Якоб Гримм, в засаленном сюртуке, ковырял перочинным ножом засохшие чернила в флаконе, пока Вильгельм торопливо записывал рассказ старухи у колодца. «Он не просто прячется в печи, понимаешь? — шептала она, роняя пряжу. — Тот карлик… он шепчет имя в дымоход, когда ветер воет». Братья ночевали в сарае, где вместо подушки использовали мешки с луком; Якоб ворчал, что запах перебивает даже вонь от его потрескавшихся сапог. На рассвете, пробираясь через бурелом к следующей деревне, Вильгельм