Джонни Дорелли

Массимо, худощавый оператор с неизменной «Зенит-М» на шее, каждое утро торопился к кинотеатру «Империо», где снимал рекламу для местного винного магазина. Там же крутилась Лучано, его напарник, вечно жаловавшийся на перегоревшие лампы: «Опять эти проклятые софиты — хоть в темноте снимай!» После съемок они заваливались в кафе на площади Навона, где Массимо ворчал на крошечный оклад, заедая горечь эспрессо сигаретой «Мальборо». Лучано подкалывал: «Лучше бы снимал портреты для свадеб — там бабло,
Лука, слесарь с завода FIAT в Турине, каждое утро заезжал в бар «Эльвира» на углу Via Lagrange. Там он выпивал эспрессо, заедая круассаном с джемом, пока его друг Марко, разнорабочий с вечно засаленными руками, обсуждал долги за покер. «Вчера проиграл ползарплаты, — хрипел Марко, разминая сигарету, — Жена опять устроит скандал, если не верну». Лука в ответ крутил пальцем у виска: «Ты бы лучше Адриане цветы купил. Она же в аптеке напротив живет — видит, как ты тут проматываешься». Дома Луку ждал
Карла, бывшая модель из Неаполя, втягивается в странную авантюру после случайной встречи с агентом Лукой в порту Генуи. Он предлагает ей контракт на рекламу круизного судна, но вместо фотосессий её заставляют жить на борту под вымышленным именем — Сильвия Мортелли. "Твоё лицо теперь на всех афишах, но если спросят — ты вдова капитана, погибшего в шторм у Сицилии", — объясняет Лука, разливая граппу в закопченном баре возле причала. Карла спорит: "Я шила платья, а не играла в
В центре — Лука, парень с облупившейся «Веспой», который подрабатывает в пекарне на via Garibaldi. Каждое утро он везёт Франческе, дочери местного винодела, корзину с булочками, притворяясь, что «случайно» захватил лишнюю. «Твой папа опять грозился мотоцикл пристрелить», — бросает он, поправляя кепку. Франческа, пряча улыбку в воротник платья, парирует: «А ты перестань воровать яблоки из нашего сада». Их разговоры прерывает треск радио из соседней мастерской, где старик Карло чинит часы, ворча
Лучио, в потёртой кожаной куртке, копался в ящиках аптекарского шкафа тёти Марчеллы. На кухне пахло тимьяном и горелым маслом — старуха жарила кабачки, ворча на диалекте Калабрии. «Три листа шалфея, не больше, — бросила она через плечо, — а то у Джузеппины опять сердце прихватит». За окном маячили высохшие стебли укропа, которые Марчелла называла «защитой от дурных снов». Лучио нашёл пузырёк с жёлтой жидкостью: «Это от сглаза?» — «Нет, от артрита. Сглаз в синей банке, под лестницей». В углу
В старом портовом квартале Генуи Лука, 17 лет, подрабатывает разгрузкой ящиков с апельсинами. Его старшая сестра Мария шьёт шторы на заказ в квартире с отслаивающимися обоями, где пахнет клеем и жареными артишоками. Утром Лука находит в рыбном ящике конверт с деньгами и запиской: *«Отдай Розарии до заката. Не открывай»*. По дороге к трактиру «Дельфино» он сталкивается с одноклассником Сандро, который торопливо спрашивает: «Ты тоже за болоньезе?» — но Лука прячет конверт под куртку. В трактире
Марко, слесарь с завода в промзоне Милана, каждый вечер ждал автобус №14 рядом с закопченным киоском, где брал газету *Il Giornale*. Там же он заметил Анну — библиотекаршу в очках с толстыми линзами, которая роняла монеты из рваной перчатки. «Вам помочь?» — спросил он, поднимая пятидесятилиру. Она ответила: «Спасибо, но это не покроет даже чашку эспрессо». Через неделю они пили тот самый эспрессо в баре *Al Duomo*, обсуждая забастовку на фабрике. Марко пах машинным маслом, Анна перебирала