Дж. Мэдисон Райт

Джейк Морган, пятнадцатилетний парень из пригорода Чикаго, каждое утро забирал Шейлока Блэка по пути в школу «Рузвельт». Шейлок, сын местного аптекаря, таскал в рюкзаке увесистую лупу и потрёпанный блокнот с пометками о «подозрительных личностях» — от соседа, выгуливающего кота в три ночи, до учительницы алгебры, которая якобы шифровала оценки морзянкой. Во время обеда в кафе «Динер» Шейлок тыкал вилкой в жареную картошку: *«Смотри, Джейк — вчера мистер Торрес купил пять упаковок бинтов.
Помните те фильмы, от которых мурашки по коже и потом ещё три дня мозг переваривает увиденное? Вот этот... Ну, тот самый с древними тайнами и атмосферой, будто тебя самого затянуло в песчаную бурю посреди ночи. Сюжет там, честно говоря, закручен так, что первые полчаса ловишь себя на мысли: «Я вообще что-то пропустил или это они специально так мутно всё подают?» Но потом втягиваешься — и бац, уже сопереживаешь героям, как старым приятелям. А визуал! Боже, эти пейзажи — словно кто-то оживил
Представь: человечество, словно стая испуганных птиц, жмётся в металлических гнёздах на орбите. Земля внизу — просто призрак, тусклый шар под слоями ядовитых туч. И среди этого адаптационного кошмара — Девон. Обычная мать, если вообще можно быть "обычной", когда твой ребёнок медленно тает от какой-то космической хвори, которую даже роботы-доктора не могут расшифровать. Знакомо, да? Вот это чувство, когда стены станции сжимаются с каждым днём, а искусственный воздух пахнет отчаянием. И