Екатерина Проскурина

Алексей, в рваной куртке и с мешком инструментов, ежедневно таскает кирпичи на стройке у Ленинградского шоссе. После смены заходит в кафе *Рассвет*, где Настя в засаленном фартуке разливает борщ. «Опять синяк?» — тычет она в его плечо, а он отмахивается: «Лестница подломилась». Вечера коротают в общаге завода *Красный Октябрь*: треснувший телевизор, банка селёдки на подоконнике, сосед-таджик Сухроб чинит чайник. Однажды утром у проходной мужик в брезентовом плаще преграждает путь: «Ты тут не
Знаешь, когда смотришь на историю через призму чьих-то глаз — тех, кто жил тогда, — всё кажется каким-то нереальным. Вот эти восемь лет: только вчера ещё балы, кареты, а потом бац — всё рухнуло в одночасье. Войны, революции… Жизнь будто гигантская жерновая мельница — перемалывает судьбы, не спрашивая. Кто-то теряет дом, семью, а другой, глядишь, из грязи в князи выбивается на этом хаосе. Странно, да? Иногда думаю: как они вообще выживали? Вот эти люди — с их страхами, надеждами. Одни цеплялись
Знаешь, есть сериал про питерских оперативников — такие спецы по «глухарям», то есть громким убийствам, где преступники будто призраки: вроде и следы есть, а поймать не могут. Там вообще идея интересная: собрали команду из бывалых ментов, криминалистов, даже федералов, чтобы они разгребали завалы в разных районах. Типа эксперимента министерский, но по факту — последняя надежда на какую-то справедливость. Главный там — Илья Строев, подполковник. Мужик под пятьдесят, жизнь его, кажется, научила
Вот, помнишь, несколько лет назад этот Молотов — ну, сибиряк крепкий, с Усть-Илимска, где снега по пояс — взял да и рванул в Питер? Набил багажник барахлом, будто на край света собрался. А зачем? Да просто — жизнь новую начать, с нуля. Ну и начал, как водится: встретил тут Шувалова, такого же отчаянного, и давай они вдвоем стройку крутить. Сначала домишко какой-то сарайного типа сами мастерили, гвозди гнули, потом два, потом — глядь — уже четыре. А сейчас-то! Теперь у них целая империя из