Марчелло, двадцатитрехлетний плотник, чинит крышу дома на окраине Рима, где живет с младшим братом Лукой. Лука, пятнадцать лет, торгует на рынке подержанными ботинками, которые находит в разбомбленных кварталах. По вечерам они едят суп из фасоли, сваренный соседкой Розой — вдова в зеленом платье с выцветшими цветами всегда добавляет в еду щепотку тимьяна. «Деньги за крышу отдашь до пятницы, — бормочет Марчелло, вытирая смолу с рук тряпкой. — Иначе Энцо опять придет с кулаками». Лука молчит,
Лука, 19 лет, таскает мешки с цементом на стройке возле полуразрушенного собора Сан-Лоренцо. Его младший брат Карло, 16, подбирает брошенные окурки у траттории «Бьянка», где хозяйка Мария иногда подсовывает им черствый хлеб. «Снова воняет рыбой из канализации», — бормочет Лука, вытирая пот рукавом рваной рубахи. Ночью они спят в сарае за городом, на матрасе, набитом сухими листьями. Карло находит в развалинах дома серебряную ложку с инициалами «G.R.» — меняет ее у солдата-союзника на банку
Антонио, грузчик в порту Неаполя, каждое утро начинал с того, что заворачивал в газету «Il Mattino» кусок чёрствого хлеба. Его жена Мария штопала детские штаны на балконе, заваленном глиняными горшками с базиликом. Соседка Кармела, высунувшись из окна, кричала: «Твой Лука опять разбил фонарь у киоска!» — имея в виду их сына, который вместо школы таскал инструменты в мастерской на виа Сан-Бьяджо. Дочь София мечтала о сцене: по вечерам она репетировала арии, стоя в ванне с протекающим краном,
Лука, мелкий карманник из Неаполя, застрял в Риме после неудачной кражи кошелька у туриста-американца. На рынке Кампо деи Фьори, пока торговцы орали про артишоки по два лиры, он приметил Карлу — блондинку в бежевом пальто, разглядывающую антикварные броши. *«Простите, синьорина, вы обронили…»* — начал он, суя руку в её сумку, но та резко сжала его запястье. *«В третий раз за неделю «роняю» кошелек? — усмехнулась она, доставая из кармана серебряный портсигар. — Ты воруешь, как пьяный карабинер.
Лука Мантовани, в прошлом военный шофёр, теперь стоит на перекрёстке у миланского вокзала Порта-Нуова, в белых перчатках и потрескавшейся от солнца фуражке. Каждое утро он вытаскивает из кармана потёртый свисток, поправляет нарукавную повязку с выцветшим гербом города. Грузовики с кирпичами для стройки, троллейбусы, велосипедисты с корзинами — всё это он останавливает резким движением руки. "Эй, ты там в синем «Фиате»! Двигатель заглуши, пока я не снял номера!" — кричит он водителю,
Марко, в засаленной куртке, возвращался с завода «Фиат» через переулок Виа Бальдини, где треснутые витрины магазинов заклеены газетами. Лидия, его сестра, штопала носки у окна с видом на трамвайные рельсы — в комнате пахло чесноком и дешевым мылом. «Синьора Рина опять спрашивала про аренду, — бросила она, не отрываясь от иглы. — Говорит, если до пятницы не отдадим, выставит сундуки на лестницу». Марко швырнул на стол пачку лир: «Скажи, пусть не душит — в цеху обещали премию за переработки». В
В приморском городке под Генуей Анна, жена рыбака Луки, каждое утро развешивает на балконе мокрое белье, пока соседка Клара, француженка замужем за учителем Марко, выбивает ковер. «Опять сети в коридоре!» — ворчит Анна, спотыкаясь о груду канатов. Лука хрипло смеется: «Лучше пахнет, чем твои духи». По четвергам женщины встречаются на рынке — торгуются за треску, перешептываются о пьяных выходках механика Джузеппе, который пропивает зарплату, пока его жена Мария штопает дырявые рубашки под
Марко Рицци, врач с выцветшим халатом и потёртым стетоскопом, каждый день пробирался через толпу в коридорах миланской страховой конторы. Его кабинет — узкая комната с линолеумным полом, где пахло формалином и старыми газетами. Вдове Карлаччи он говорил, перебивая голос клерка за стеной: «Справки из больницы Сан-Рафаэле есть? Без них не докажете, что Пьетро болел до увольнения». За окном грохотали грузовики, везущие кирпичи на стройплощадку за рекой. В обеденный перерыв Марко покупал булку с
Карло, слесарь с завода FIAT в Турине, нашел в раздевалке листовку с призывом к забастовке. Передавая ее Пьетро, соседу по конвейеру, пробормотал: *«Опять эти студенты лезут, как в прошлом году с университетом…»* Пьетро, разминая пальцы в масляных перчатках, усмехнулся: *«А ты не видел, как цены на хлеб подскочили? Моя Мария уже третий день картошку варит»*. Тем временем Ливия, студентка-социолог из Болоньи, в дождь клеила на кирпичные стены плакаты с лозунгами, пока ее подруга Клаудиа следила
Марко Рицци, плотник из Неаполя, три года таскал кирпичи на стройках Мельбурна, копил на билет сестре и новую швейную машинку матери. По воскресеньям он сидел в кафе «Джузеппе» на Лонсдейл-стрит, пил эспрессо с кардамоном и перечитывал письма от двоюродного брата: «*Тут дожди, виноград гниет, а ты в райском аду. Нашел невесту или всё еще боишься, что австралийки съедят твою душу?*» В ответ Марко рисовал на салфетках дом с терракотовой крышей и садом, где жена в платье с кружевными манжетами
Карла, рыжая корректорша из миланского издательства, нашла в макулатуре папку с фальшивыми таможенными декларациями. «Эти цифры не сходятся, тут явно лажа», — прошептала она, пряча документы в сумку с облезлой кожей. Ее соседка Изабелла, вдова-полицейская из Барселоны, прилетела через три дня, притащив чемодан с магнитолами для прослушки. «Ты уверена, что это не твой босс замешан?» — спросила она, разбирая провода на кухонном столе, заваленном крошками от круассанов. Вместе они выследили