Кен в рваной куртке сидел перед монитором с мигающими точками, жуя холодную лапшу из пластикового контейнера. Его лаборатория — переделанный ангар на окраине Токио — пахла маслом и озоном. «Дзюн, южные датчики опять глючат», — бросил он через плечо, тыкая пальцем в карту с тревожными зонами. Рю в углу чистил катану тряпкой, заляпанной машинным маслом, пока Джо возился с двигателем Год Феникса, ругаясь на перегоревший провод. В 5 утра, пока город спал, они отрабатывали прыжки на ржавых балках
В чаще, где лианы опутывают стволы, мальчишка с ножом за поясом — его зовут Моугли — ковыряет смолу на ладони после лазанья по деревьям. Рядом медведь Балу, облезлый на боках, учит его выкапывать коренья: «Твердый? Жуй медленнее, иначе живот заболит». Ночью у ручья черная пантера Багира тычет лапой в следы на грязи — когтистые, глубокие. «Шер-Хан снова близко. Его правая лапа хромает, но зубы целы». Моугли трет шрам на плече от старых царапин, вспоминая, как тигр загнал его на утес три сезона
В порту Палоса Христофор, в потёртом камзоле с выгоревшими на солнце нашивками, тыкает пальцем в карту, раскиданную на бочке с солониной. Рядом капитан Пинсон, скептически щурясь, бормочет: «Ты уверен, что там *вообще* суша? Мы же сдохнем от голода раньше». Колумб, не отрываясь от расчётов на клочке пергамента, бросает: «Если вернёсь без золота, Фердинанд прикажет вырвать мне язык. Лучше рискнуть». В кабачке «Ла Морена» он уговаривает монаха-францисканца Хуана Переса одолжить корабли — тот,