Огни Гиндзы (1951)

Ютаро, владелец крохотной лавки сушеных водорослей на переулке за театром Кабуки, каждое утро вытирал прилавок тряпкой с уксусом — боялся плесени. Его соседка, О-Рику, торговавшая глиняными чашками, смеялась: *«Ты полдня протираешь, а покупатели от запаха шарахаются»*. По вечерам к Ютаро заходил Синдзи, бывший однополчанин, теперь разнорабочий на стройке новых магазинов. Они пили саке из треснувших чашек, вспоминая, как в 45-м прятались в бомбоубежище под развалинами того же театра. Синдзи показывал обгоревший кисет с вышитым журавлем — подарок сестры, которую так и не нашел после войны.

Однажды утром землевладелец Танака в засаленном кимоно принес бумаги о выкупе участка. *«Или расширяйте лавку до трех этажей, или освобождайте к весне»* — он стучал костяшками по столу, рядом с банкой маринованных огурцов. Ютаро, не глядя, пересчитывал монеты в жестяной коробке: не хватало даже на краску для вывески. Вечером О-Рику принесла ему вязанку бамбука для ремонта крыши, бросив: *«Мой покойный муж тоже упрямился… пока не сгорел»*. На следующий день Синдзи притащил мешки цемента, украденные со стройки офисов для американцев. *«Строй, пока я не передумал»* — хрипел он, сдирая с рук засохший раствор.