Анна Каренина. Мюзикл (2018)

В Москве Анна Аркадьевна, в чёрном пальто с бархатным воротником, выходит из вагона, поправляя сбившуюся шаль. На перроне Вронский, в военном мундире с аксельбантом, роняет монету носильщику — она звенит о плиты. «Позвольте проводить», — он берёт её чемодан, пальцы касаются перчатки. На балу у Облонских Анна кружится в вальсе; бисер с её платья осыпается на паркет, когда Вронский, намеренно замедляя шаг, шепчет: «Вы уезжаете завтра… а я остаюсь в пустоте». Дома Каренин, разглаживая газету на столе, щурится: «Общество не прощает трещин в фасаде. Вы — моя жена». Анна, разбирая письма, натыкается на конверт с душистыми чернилами — прячет под коврик для звонка. Ночью в детской, при свете керосиновой лампы, она считает ресницы спящего Сережи, пока за окном стучат колёса пролётки — Вронский едет с карточной игры, бросая в снег окурки.

Константин Левин в деревне, в сапогах, испачканных навозом, спорит с мужиком о севообороте: «Рожь после клевера — не глупость, а наука!» Мельник смеётся, доставая кисет: «Барин, у тебя руки дрожат, как у голодного щенка». В имении Долли, разливая варенье по банкам, Кити перебирает письма Левина — одно падает в медный таз с вишнёвыми косточками. «Вы всё ещё верите, что счастье — это выбор между долгом и… тем, что болит здесь?» — она прижимает руку к груди, а Левин, снимая шапку, мнёт в кармане клочок счёта на сено. В Петербурге Анна, стоя у окна гостиницы, отламывает сухой лист герани: «Ты говорил — уедем. Где теперь твоя Италия?» Вронский, поправляя галстук перед зеркалом, бросает: «Спетая не терпит суеты. Ты сама это знала». На столе — нераспечатанная телеграмма от Каренина: «Сын заболел. Вернитесь».