Игорь Богодух

В обсерватории на склоне заснеженной горы астроном Евгений Степанович ночами записывал данные спектрографа в потрепанный журнал. Его сын, Андрей, 17 лет, в соседней комнате перематывал кассеты с записями зарубежных рок-групп, обклеивая стены постерами. «Ты эти звезды считаешь, а про землю забыл», — бросал он, натягивая косуху поверх свитера. Отец, не отрываясь от расчетов, хрипел: «Твой «рок-н-ролл» — грохот для ушей. Вот Шуберт — музыка». Между ними стоял чайник с отбитой эмалью — Андрей
В заброшенном цеху на окраине Минска, заваленном ржавыми шестеренками и обрывками проводов, пятнадцатилетний Артём натыкается на странный шар с синей подсветкой. Рядом копошится Лида в выцветшем школьном платье, собирая гайки для урока труда. «Смотри, тут царапины, как будто гвоздём по металлу», — тычет он пальцем в трещину на объекте. Лида достаёт из кармана леденец «Дюшес», облизывает: «Может, это метеорит? Папа говорил, они иногда падают». Шар оживает вечером, когда они тайком пробираются в
Знаешь, есть такой сериал — будто собрали все эти вечные истории про любовь, страсть и безумные поступки, переодели их в джинсы и кеды, да бросили в раскалённый южный город. Представь: каждая серия — как отдельный мир. То тебе Кармен, но вместо испанских страстей — рынок у Дона, то Гамлет, только меланхоличный парень не в замке, а во дворе многоэтажки. И всё это — Ростов-на-Дону, который здесь словно живой персонаж. Лето там вечное, воздух дрожит от жары, женщины ходят такие, что аж дыхание