Лина Юханссон приезжает в родной Кируну после похорон отца, разбирая его старый дом с зелеными ставнями. В ящике комода под стопкой писем 80-х она находит карту поселка с пометкой *"Штольня 4 — не пускай Майю"*. Сестра Лины исчезла три года назад, оставив в морозилке полпакета полуфабрикатов. В кафе *"Полярная сова"* Эрик, бывший одноклассник в засаленном флисе, роняет, зачерпывая пенку с латте: *"Твой старик рыл под старым рудником. Говорил, там не только медь"*.
Лина, 23 года, в синем вязаном шарфе, каждый вторник опаздывает на лекции в Стокгольмский университет. Ее ловит в метро Эрик — парень с гитарой за спиной, работает в кофейне *Kaffe & Vinyl* на платформе станции T-Centralen. «Ты опять проспала, — смеется он, протягивая бумажный стакан. — Латте с кардамоном, три кроны в долг». Она роняет блокнот с набросками церкви Святого Николая, он поднимает, замечает карандашный портрет себя у кассового аппарата. «Рисуешь лучше, чем Kent пел про наши
Анна, медсестра из Стокгольма, каждое утро раскладывала на кухонном столе ланч-боксы: для дочери Лины — бутерброды без корки, для сына Олафа — с огурцом. Её муж Эрик, программист в стартапе, допивал кофе из синей керамической кружки, проверяя почту на потрескавшемся экране телефона. «Ты не видел ключи от гаража?» — спросила Анна, перебирая груду старых квитанций. «Не трогал», — буркнул он, не отрываясь от сообщения о внезапном собрании в офисе. В тот же день, пока Лина теряла в школе жёлтый