Brittaney Ortiz

Мэтт Райан, засучив рукава черной рубашки, осматривал треснувшие стены в подвале дома на окраине Филадельфии. В углу валялась кукла с выгоревшими глазами — подарок 12-летней Эмили, которая теперь металась на кровати, верещала голосом старика. "Ты даже не знаешь, с чем связался, попик", — сипела она, а Мэтт, достав потрепанный молитвенник с пометками на полях, брызгал святой водой на закопченный крест. Его напарница, сестра Клара, в спешке роняла сумку с камерами — архиепископ требовал
Грэдис, 68 лет, в ржавом домике на окраине Брикстона, каждое утро начинает с проверки крыльца — доски скрипят, краска облупилась. Внучка Лола, 14, в джинсах с заплатками, пытается варить кофе в треснувшей турке: «Опять комары в кухне!» — бросает она, размахивая газетой. Внук Джейк, 17, чинит велосипед в гараже, где пахнет бензином и старыми одеялами. По вечерам Грэдис заставляет их собирать яблоки с покосившегося дерева во дворе, пока сама пересчитывает счета за электричество, ворча: «В прошлом