Лена Шульц, 23 года, в рваных джинсах и потёртой кожаной куртке, копается в старых бумагах отца в гараже на окраине Берлина. Находит чек из дюссельдорфского бара «Zum Goldenen Hahn» с пометкой «F-22» и номером телефона, начинающимся на +49 211. Её младший брат Финн, студент-программист, взламывает облачный архив отца — папка «Eisenwald» заполнена чертежами подземных тоннелей под заброшенным заводом в Эссене. «Ты видел это? — Лена тычет пальцем в экран. — Он же работал в Siemens, а не в шахтах».
Леннарт Шмидт, худой парень в кожаной куртке с выцветшей нашивкой «Stuttgart 89», коптил сигарету у входа в метро на Потсдамер-плац. Его подруга Клара, бывшая медсестра с татуировкой цикадки на запястье, щелкала замком от прокатной «Опель-Астры» — ключ заедал, как всегда. «Через три дня грузовик с электроникой из Дрездена остановится на заправке под Лейпцигом, — бормотал Леннарт, разглядывая схему камер через треснутый экран телефона. — Но если Ганс опять начнёт ныть про «риски», прибью его
Представьте Берлин 1940-го: серое небо, страх в воздухе, как запах гари. Обычная пара — Отто и Анна. Работали, жили тихо, пока письмо не пришло. Сын… Нет, даже не тело вернули — просто строчки на бумаге. И всё, мир в одночасье рухнул. А что делать, когда боль такая, что даже дышать преступно? Молчать? Они не смогли. Вот так, с кулаками против танков, начали оставлять правду на обрывках — на скамейках, в подъездах. Смешно, да? Бумажки против гестапо. Но каждая — как нож в горле у системы. А