Альдо Моро в коричневом пиджаке сидит за столом в римской квартире, листает газету с заголовком о забастовках. Его жена Элеонора ставит перед ним чашку эспрессо: «Опять до утра с документами?» Он молча поправляет очки, перекладывает папки с записями переговоров с коммунистами. На стене — фотография его матери в черной рамке. В кабинете министров Франческо Коссига, затянув сигарету, говорит по телефону: «Если он сдаст партию левым, это конец. Ты понял?» За окном — марш студентов, плакаты с
Алессандро, просыпаясь, сразу понял, что что-то не так. Не слышно было ни гудков моторов под окном, ни криков соседа. На кухне чашка с недопитым капучино стояла холодная, а на улице — ни души. Трамвай номер 8 не пришел. Вместо привычного римского хаоса — гнетущая, неестественная тишина. Он метался по пустым улицам Трастевере, его крик «C'è nessuno?» отскакивал эхом от стен палаццо и растворялся в воздухе. Все исчезли. Остались только брошенные машины, развеваемые ветром газеты и он один.