В старом районе Варшавы, рядом с обшарпанной пекарней на улице Таргова, электрик Зыгмунт "Зигги" Вольский находит в распределительном щитке свёрток с фотографиями незнакомых людей. На обороте одной — адрес заброшенной фабрики игрушек в Лодзи. Его сестра, медсестра Алиция, замечает, что на снимках мелькает мужчина в сером плаще с потёртым локтем: «Смотри, у него на правой руке — татуировка, как у того пациента из морга… Рыба с крыльями». Зигги, разбирая проводку в коммуналке на пятом
В Лодзи, 1947 год. Сержант Марек Калень, ветеран с шрамом через левую бровь, расследует кражу меди с трамвайных путей. На складе транспортного управления он находит обрывок гимнастерки с пуговицей от железнодорожной формы. «Ты опять полез в грязь, Марек?» — хрипит начальник участка Бронислав, закуривая *mocne*. Калень проверяет кузнеца Вацлава, который чинит крышу дома №14 на улице Пётрковской — в мастерской пахнет жареной картошкой и овечьим жиром. «Медь? У меня своя есть», — бурчит кузнец,
Во Вроцлаве, среди кирпичных развалин и ремонтируемых трамвайных путей, Марек Ковальски, плотник с обожженными смолой пальцами, ищет работу. Его соседка Зофья, вдова в выцветшем платье, торгует на рынке самокрутками из газетной бумаги: *"Две за злотый, и не нюхай — сразу в рот"*. По вечерам в коммуналке на улице Свидницкой Ежи, студент-медик, стирает бинты в жестяном тазу, жалуясь на нехватку йода. В углу кухни Анна, дочь Марека, рисует углём на обоях контуры дома, которого нет — их
Казимеж, худощавый студент-историк, каждое утро толкается в переполненном трамвае №17 по пути в университет на Краковском предместье. Его соседка по общежитию, Агнешка, ворчит, пока чинит капроновые колготки иголкой: «Опять хлеб с маргарином? Хоть бы джем украл в столовой». По вечерам они слушают запрещенные записи «Марыли Родович» на бобинах, пряча магнитофон под одеялом, когда стучат в дверь. На улице Желязной, возле завода, Казимеж встречает Ольгу — дочь слесаря с вечно запачканными мазутом