В начале 1900-х годов, в эпоху расовой сегрегации и ограниченных возможностей для женщин, Уокер основала свой собственный бизнес по продаже косметики. Благодаря упорству и вере в своё дело, она вскоре стала первой женщиной в США, самостоятельно заработавшей миллион долларов. Уокер начинала с простого, но амбициозного желания создать качественную продукцию для ухода за волосами афроамериканок. Она разработала уникальные формулы и методы, которые быстро завоевали популярность среди её целевой
Лиам, 27 лет, чинит сигнальные системы в тоннелях монреальского метро. После смены замечает трещины в стенах, из которых сыплется черный песок с запахом озона. На заброшенной станции *Berri-UQAM* сталкивается с Айрис — девушкой в рваном худи, копавшейся в коробках с радиодеталями. «Ты тоже видишь их?» — бросает она, показывая на мерцающий силуэт в форме оленя. Лиам молча кивает, поправляя промасленные перчатки. Через неделю пара взламывает серверы энергокомпании *Hydro-Québec*, находя схемы
Джейк, капитан с татуировкой якоря на запястье, каждое утро проверяет рацию на старом катере «Молния». Его команда: Мия, инженер в очках с фиолетовой оправой, вечно ковыряющаяся в двигателе, и Лиам, новичок, который путает правый борт с левым. Их база — ветхая пристань в заливе Порт-Харбор, где на столбе висит ржавый колокол для тревоги. В третьей серии они вытаскивают рыбака Сэма, чью лодку перевернуло волной. «Тащи трос левее! — орет Джейк, держа Бакстера, своего спаниеля, чтоб не смыло. — И
Лайла, в красной куртке с потрепанными манжетами, разгружает коробки с чайными пакетиками в подсобке кафе *Maple Brew*. За дверью — Эдмонтон, февраль, снег прилипает к витринам. Внезапно звякает колокольчик: на пороге Кэл, ее бывший друг из футбольной секции, держит за руку мальчика лет пяти. «Думал, ты в Ванкувере», — бросает Лайла, вытирая руки о фартук с пятном от горчицы. Он молчит, роняет варежку, сын поднимает, тянет: «Пап, тут жарко». Они уходят к столику у окна; Лайла замечает шрам на
Знаешь, иногда фильмы цепляют не сюжетом, а какой-то магией между кадров. Вот смотрю я эту историю — и вроде бы всё знакомо: борьба, вера, попытки вырваться из оков системы. Но как это подано! Кадры такие сочные, будто краску с экрана можно потрогать, а саундтрек — прямо под кожу пробирается. Помню, в одной сцене героиня стоит на краю обрыва, ветер треплет её платье, и камера так медленно приближается… Мурашки тогда по спине пробежали, будто сама столкнулась с чем-то древним и необъяснимым.
Представь себе: вечная жизнь, но ни единого отражения в зеркале. Вроде бы мелочь, а как же хочется хоть краем глаза увидеть — ну кто ты там на самом деле? Вот и бродит наша вампирша по темным переулкам, вцепляется в каждого встречного художника: "Нарисуй меня, а? Ну пожалуйста!" Чудачка, правда? Но с другой стороны — а как иначе? Только вдумайся: сотни лет скитаться, чувствовать каждую черту лица пальцами, но никогда... Никогда не знать, как выглядит твоя улыбка при лунном свете. Мне