Линда проснулась в своей шикарной спальне, чувствуя, что что-то не так. Исчезновение мужа оказалось началом хаоса. Вместо утреннего кофе её встретили счета, угрозы от банков и полное отсутствие объяснений. Всё, что он оставил, — это долги и разрушенные мечты. Привыкшая к уверенности и контролю, Линда решила не сломаться. Она знала — мир жалости не знает. Первая попытка спасти положение провалилась. Клиенты отвернулись, друзья исчезли, а репутация, которая стоила ей лет труда, развалилась.
Эйнар, коренастый дровосек с шершавыми ладонями, каждое утро рубил сосны у озера Пиэлисъярви, пока жена Лина не слегла с лихорадкой. В хижине пахло можжевельником и смолотой рожью — она пыталась варить лечебный отвар, но кашель только усиливался. «Сходи к Йохану, — прошептала она, вцепившись в шерстяное одеяло. — Он из тех мест, где деревья говорят». Йохан, немецкий торговец с выцветшим шрамом на щеке, привез в деревню Хьёрикка слухи о древнем дубе в Ютландии: «Под его корнями, Эйнар, грибы
Грузовик с мебелью застрял в грязи у въезда в двухэтажный дом с облупившейся зелёной краской. Аннели, в потёртой куртке, вытирает ладонью пот со лба, кричит водителю: «Бросьте ящики на веранду, сами разберусь». Её дочь Элли, 12 лет, в синих резиновых сапогах, пробирается через заросли крапивы к колодцу — железная ручка скрипит, вёдра пусты. В доме пахнет сыростью и старыми газетами. Вечером Аннели чинит протекающий кран, бормоча: «Завтра куплю герметик», а Элли находит в углу спальни потёртого
Майя, рыжая с веснушками, торчит на скамейке у вокзала в Хельсинки. Рядом Эмиль, в рваных кедах, жует булку с корицей. "Уеду в Стокгольм. Наймусь убирать в хостеле", — бросает она, глядя на поезд. Через три дня она уже метет полы в старом здании на улице Свеавген, спит в комнатке с запахом плесени. По вечерам звонит сестре Лине, которая учится на медсестру в Турку: "Здесь дождь каждый день, но хоть соседка-бабушка подкармливает пирогами". Эмиль приезжает неожиданно, с