В маленькой иранской деревне, затерянной среди пыльных холмов, жил Машди Гассан — худощавый мужчина с потрескавшимися пятками, целыми днями ухаживавший за единственной деревенской коровой, Сахи. Утром он выводил ее к колодцу, бормоча: «Сегодня дождь будет, Сахи, траву смочит», хотя небо было безоблачным. Деревня зависела от коровы: молоко меняли на муку у кочевников, навоз сушили для печей. Дети, вроде рыжего Али, 10 лет, тайком тыкали в животное палками, пока Гассан не гнал их прочь, швыряя
В Тегеране, на пыльной улице возле базара «Таджриш», 14-летний Амир крадет банку консервированных персиков из лавки старика Хасана. «Опять твои шалости? — хрипит Хасан, хватая его за рукав. — В прошлый раз сахар унес, теперь фрукты. Где твоя сестра?» Амир вырывается, прячет добычу в рюкзак с выгоревшим рисунком динозавра. Дома, в хрущевке на окраине, его ждет 9-летняя Лейла с температурой — окна завешаны коврами против солнца, на полу миска с прокисшим *доугом*. «Это для супа», — бросает он,
Представляешь, 1953 год, Иран — всё будто на пороховой бочке. Только народ вздохнул с облегчением при докторе Мосаддыке, как опять вернулся шах со своими порядками. Улицы кипят: то демонстрации, то столкновения… А посреди этого хаоса — Шахерезада. Ну та самая, из клана Дивансаларов, которые, знаешь, при дворе все ниточки дергали. Она же не старшая и не младшая — вечная участь среднего ребёнка: вроде и не на виду, но огонь в глазах! Учится на врача, между прочим, что для девушки тогда — не