Карл Бреннер, инспектор с мешками под глазами, щупил сигарету на лестнице пятиэтажки в Швабинге. В квартире за спиной — тело мужчины, лицо прикрыто газетой «Зюддойче цайтунг». Молодой Петер Майер, новый в отделе, тыкал карандашом в пепельницу: «Третий за месяц. Опять пепел на подоконнике — «Люкке» без фильтра». Из соседней двери потянуло жареной кровяной колбасой, смешанной с запахом хлорки. Бреннер протер очки краем рубашки: «Проверь, кто в доме курит эти. И найди того старика с таксой — он
В душной мюнхенской пивной «Три угря» 1923 года Йозеф Вебер, местный печатник с обожжёнными кислотой пальцами, спорит с братом-школьником о речи «этого австрийца с усиками». «Он хочет отменить репарации, – бормочет Йозеф, вытирая пивную пену с рукава. – А ты готов воевать за хлеб по карточкам?» Через месяц он тайком печатает листовки для НСДАП в подсобке, пахнущей типографской краской и гнилой капустой. В Берлине 1936-го Гертруда Фосс, секретарша в министерстве пропаганды, поправляет шпильку в
Представляешь, середина XV века, Германия. Кажется, Просвещение где-то там на горизонте маячит, но инквизиция-то не дремлет — народ по-прежнему трясётся от страха, как осиновый лист. Вот в этой мясорубке и крутится Зобейда Арцт — женщина с лицом, словно высеченным из черкесского камня, да с такой харизмой, что соседи сразу зашептались: «Колдовство!». И ведь поволокли на костёр, даже не моргнув. Жуть... А её пацану, Ричарду, всего двенадцать. Стоял он там, на площади, наверное, ногти в ладонях