Малкольм Тирни

Лавджой копался в груде потрепанных книг на блошином рынке в Норидже, когда старуха в платке сунула ему потускневший серебряный подсвечник. «Шесть фунтов, и не торгуйся», — буркнула она, размахивая сигаретой. Он сразу заметил гравировку в виде лилий на основании — стиль XVIII века, но переделанный под викторианскую моду. В мастерской, среди запаха лака и пыли, его помощник Эрик чистил щеткой резную шкатулку. «Ты опять купил хлам», — усмехнулся тот, указывая на царапины. «Хлам? — Лавджой достал
Томас, пятнадцатилетний парень с рыжими веснушками на носу, жил с матерью в съемной квартире над пекарней в Бристоле. Каждое утро он спускался по чугунной лестнице, пахнущей жареным луком, и собирал выброшенные игральные карты у мусорных баков за пабом «Кривой ворон». В углу его комнаты, заваленной учебниками по геометрии, росла башня из шестерок треф и дам пик. «Ты снова опоздаешь в школу», — ворчала мать, вытирая руки о фартук, испачканный тестом для сдобы. Эмили, соседка с третьего этажа,
Знаешь, иногда смотрю фильмы про исторические катастрофы и ловлю себя на мысли: "Ну как они вообще допустили такое?" Вот недавно попался мне один проект — про тот самый гигантский дирижабль, который взорвался в небе. Помнишь, мы в школе про это мимоходом учили? Так вот, картина меня зацепила не столько спецэффектами (хотя огонь там снят так, что аж мурашки), сколько человеческими историями. Представь: шикарный салон, пассажиры в смокингах и платьях пьют шампанское, а за бортом —