Лина, 17 лет, каждое утро таскает корзины с рыбой на рынок Пуэрто-Этена — крохотной перуанской деревушки, где лодки красят в кислотно-желтый, чтобы отпугнуть злых духов. «Авокадо перезрели, снова уценка», — ворчит мать, разбирая товар рядом с лотком шамана, торгующего сушеными лягушачьими лапками. После школы Лина с братом Карлосом чинят сети на пляже, заваленном водорослями и пластиковыми бутылками. В ржавой лодке отца они находят треснувший глиняный кувшин с узорами, напоминающими змей — дед
В старом доме района Ла-Виктория в Лиме Хуан, реставратор с потёртым чемоданом инструментов 80-х, находит под слоем штукатурки письма на аймара, адресованные его покойной матери. Его сестра Мария, фармацевт с татуировкой *sangre de grado* на запястье, настаивает: «Папа говорил, что эти стены вручную лепил дед — тут нет места для чужих секретов». В углу мастерской валяется сломанная кукла-мохингада, а запах масляной краски смешивается с ароматом чича, который готовит соседка донья Роса. При
Знаешь, иногда фильмы цепляют не спецэффектами, а тем, как в них путаются человеческие чувства. Вот представь: где-то на перуанском побережье, где волны бьются о камни, как сердце об ребра, разворачивается эта жутковатая история. Женатый парень с рыбацкой лодки — вроде обычный, крепкий, лицо обветренное — а внутри весь горит от запретной любви к другому мужчине. И ведь не просто влюбился — он же в этом консервативном городишке, где каждый сосед тебя знает с пеленок, где даже чайки, кажется,