16-летняя Микуни Судзуки копается в хламе на балконе токийской хрущевки, пытаясь найти следы отца, пропавшего месяц назад. Под старыми коробками из-под рамена она находит потрескавшийся глиняный кувшин с выцарапанными иероглифами «голод» — последний подарок отца перед исчезновением. По вечерам бабушка звонит из Кагосимы, бормоча сквозь помехи: *«Почерпни силы из земли, девочка. В рисовом поле за амбаром...»* — но связь обрывается, а Микуни давит ком в горле, когда замечает, что пальцы сами
Знаешь, иногда кажется, что за яркими неоновыми вывесками Токио прячутся целые вселенные. Вот как у этих трёх девушек — их будни больше похожи на бесконечный танец между «надо» и «хочется». Клиенты, звонки, ночные поездки на такси… А потом тишина. Такая, когда телефон молчит, и ты вдруг ловишь себя на мысли: а они сами-то помнят, ради чего всё это? Меня пробирает, когда одна из них смеётся сквозь тушь на ресницах — смех звонкий, но как будто из другого измерения. Вроде бы всё как в кино: