Aurel Hermansyah

Райя, 17 лет, торопливо перебирает связку банановых листьев на заднем дворе семейного *варунга* в Джокьякарте. Запах жареного темпе и кокосового молока висит в воздухе. «Эй, эти креветки для пепес еще живые?» — кричит через закопченную кухню ее отец, Сударсо, вытирая лоб краем клетчатой саронг. В дверях появляется Ади, парень с выгоревшими на солнце волосами и рюкзаком, набитым пакетами асама. «Слушай, у тебя остался галангал? У меня для бабушки лекарство горит…» — он роняет на пол потрепанный
Рики, 34 года, в рваной кепке и потёртых джинсах, каждое утро проверял капканы возле деревни Сукамаде. Его сестра Тиа, продавщица в лавке со специями, кричала ему вслед: «Опять лезешь в эти дебри? Мать же просила забор починить!» Он отмахивался, закуривая кретек, и шагал к реке Бегаванг, где неделю назад нашли следы браконьеров — глубокие колеи от джипа и окурки с золотым логотипом. В кармане у него лежала потрёпанная фотография детёныша носорога, которого он спас три года назад — теперь на шее