Ли Сяо копался в старом сундуке на чердаке, отыскав потрёпанный дневник отца с пометкой «храм Цюаньлунь». В деревне Циньшуй все шептались, что его отец, Ли Вэй, сошёл с ума перед исчезновением, твердил о «голосах под водой». По вечерам, возвращаясь с рисовых полей, Сяо замечал, как соседи крестятся при виде его крашеной в индиго рубахи — той самой, что отец оставил в день отъезда. «Ты же знаешь, там погибают те, кто слишком много спрашивает», — ворчала мать, разбивая куриное яйцо в миску для
Чжан Сяоли, в заляпанном мукой фартуке, разминала тесто для булочек с красной фасолью, когда коллега сунула ей конверт с синей печатью. «Адвокат звонил три раза», — буркнула та, вытирая руки о джинсы. В письме — расплывчатые формулировки о «наследстве от отца» и условии: найти дневник матери, умершей от пневмонии в 2002-м. Через два дня на пороге пекарни возник Ли Цзян, её сводный брат, в костюме, пахнущем дезодорантом «Лесная свежесть». «Дом в Лунцюане полвека не открывали, — сказал он, вертя
Город тонул в сером дожде, а Ли Чэнь сидел в своём кабинете, разглядывая фото жертвы — девушка в чёрном платье, лицо будто вырезано из тумана. «Ну конечно, очередной «несчастный случай»», — бурчал он, перебирая бумаги. Всё сходило слишком гладко: никаких следов, свидетелей, только мокрый асфальт да тишина. Но этот запах... Как будто гнилые цветы. Он помнил его с того дня, когда нашел тело сестры. Случайность? Черт возьми, не верю. В кармане звякнул телефон — анонимный звонок. Голос на другом
Ли Вэй, ветеринар с облупившимся логотипом заповедника на халате, каждое утро начинал с проверки запасов антибиотиков. Его старый грузовик, пахнущий сено́м и йодом, вез мешки с фруктами к вольеру, где слониха Айлинь вытягивала хобот, словно знала расписание. «Почему ты не переедешь в Шанхай?» — спросил Сяо Мин, поправляя галстук, пока они чинили сломанную ограду. Ли Вэй бросил гаечный ключ в ржавое ведро: «Кто их будет кормить, если я уйду? Ты?» Чжан Ли, новенькая из Пекина, в первый же день