В салоне Boeing 737, летящего из Шереметьево в Хабаровск, гирлянды мигают неровно — одна лампочка коротит. Стюардесса Ира Соколова, 28 лет, в мятом голубом жакете, пытается успокоить пьяного пассажира в 12-м ряду: "Владимир Петрович, коньяк закончился. Можете взять минералку с лимоном?" За иллюминатором — снежная крупа, второй двигатель дымит. Пилот Алексей Громов, бывший военный лётчик, стучит кулаком по приборной панели: "Бортмеханик, чёрт, где запасной генератор? Ветку от ёлки
Ольга, кассирша в продуктовом с выцветшим фартуком, копила на слуховой аппарат сыну три года. Саша, 14 лет, щупал карман куртки — там лежал старый *Philips* с треснувшим корпусом, который шипел, как сковорода. "Опять батарейки сели", — бурчал он, тыча пальцем в ухо. После школы заходил в магазин, где мать пересчитывала сдачу под вздохи морозильников. "Дашь взаймы?" — спросила Ольга у Людки из мясного отдела, разминая купюру с жирным пятном. Та потянула носом: "Под
Ирина, девушка с рыжими волосами и потёртым рюкзаком, работает в петербургской антикварке на Литейном. Однажды среди старых икон и часов с кукушкой она находит кроличью лапу, обмотанную финской газетой 1987 года. «Артём, смотри — кого-то это выбросило?» — тычет пальцем в пучок шерсти. Коллега-реставратор, жуя булку с маком, пожимает плечами: «Похоже на хлам из развала под Выборгом». Ночью Ирина забирает находку в коммуналку на Васильевском — ставит рядом с кактусом на подоконнике. В три часа
**Первый абзац:** Ты, Макс, сидишь на кухне в своей однокомнатной хрущевке. За окном – серый двор, детские крики. В руке – остывший чай в треснувшей кружке "Ялта-84". На столе разложены квитанции ЖКХ, красные печати "Просрочено". Звонит Лена. "Макс, ты где? Опять забыл?" – ее голос режет, как стекло. Ты мрачно смотришь на пустую пачку "Беломора" в пепельнице. "Сейчас выхожу". Вешаешь трубку, резко встаешь. Задеваешь стакан – вода растекается по
Знаешь, когда вспоминаешь Лермонтова из школьной программы, сразу лезут в голову «Парус» или «Мцыри». Ну и, конечно, эта вечная тень Пушкина — будто он вечно второй, «тот самый, который написал про смерть поэта». Но мне всегда было интересно: а что за человек прятался за этими строчками? Неужели просто барин из высшего света, который умел рифмовать строчки меж светских раутов и скучных парадов? А ведь парень-то, если вдуматься, прожил как вспышка — ярко, стремительно, нелепо. Всего 26 лет! И та