В современном мире образованных, эрудированных, умных и раскрепощенных людей всегда найдется место рамкам в любви и сексе. Ведь сейчас практически в любом обществе всегда присутствует то большинство граждан, которые считают, что интимное удовольствие должно оставаться тайным и сокровенным от всех, иначе его сочтут вульгарным и недопустимым. Но такое пуританское мнение разделяют далеко не все, и в любой стране найдется тот бунтарь, который рискнет раздвинуть рамки общественного мнения и
Лукас, астроном-любитель в очках со сломанной душкой, каждую ночь дежурит на крыше старого здания планетария в Палермо. Его сестра София, медсестра в муниципальной клинике, приносит ему термос с *мате* и ворчит: *«Опять сэндвич с *миланезой* не доел? Тебя ветром сдует»*. Между снимками тусклых звезд он замечает аномалию — повторяющийся сигнал из района Риачуэло, где раньше дымились фабрики. На обороте фотографии 1947 года, найденной в библиотеке, тот же узор: спираль из точек, как след от
Лукас, бывший докер с татуировкой якоря на запястье, находит в старом чемодане отца пожелтевшие письма с печатью в виде звезды. Он перечитывает их в подсобке мясного магазина на углу улицы Корриентес, пока сосед-мясник рубит кости: «*Твой старик вляпался в дела, которые не пахнут свежим мясом*», — бросает тот, кивая на пятна крови на полу. В письмах — упоминания о пропавшем ящике с оружием, спрятанном в подвале заброшенной ткацкой фабрики в Ла-Боке. Лукас подключает сестру, Росио, которая
В старом районе Сан-Тельмо, Буэнос-Айрес, 17-летняя Лусия Мендоса каждое утро просыпается от лая соседской овчарки по кличке Бруно. Собака принадлежит пожилому таксидермисту Орасио, чья мастерская завалена чучелами лис и сов. Лусия, подрабатывающая курьером на ржавом велосипеде, замечает, что Бруно лает только на людей в чёрных пальто. Один из них — мужчина с шрамом на щеке — регулярно приходит в кафе "Эль-Ринкон", где Лусия берет чуррос. "Ты тоже видела этого типа?" —
Лукас Моралес, учитель литературы с потёртым кожаным портфелем, каждое утро пробирается через рынок Ла-Бока, где продавцы кричат: *«¡Eh, profe! Пирожки за полцены!»*. В классе с треснувшими окнами его ждут Мариана Риос, тинейджерка в кедах, разрисовывающая обложки тетрадей драконами, и Томас Гутьеррес, воровато жующий эмпанаду. *«Опять задержался из-за работы?»* — Лукас тычет пальцем в крошки на парте. Томас пожимает плечами: *«Мама сказала, если не продам двадцать коробок — домой не приходи»*.
Лукас вытирал кисти тряпкой, испачканной в синей краске, пока Жоао разгружал коробки с треской на рынке в Буэнос-Айресе. «Слушай, старик, хватит маяться — поехали в Санта-Катарину, — бросил Жоао, затягиваясь сигаретой. — Там у моего дяди лодка сломалась, поможет с работой». Лукас мотнул головой, разглядывая эскиз портрета сестры, который так и не дописал. В кармане лежало письмо от отца из Кордовы: «Найди её, пока не поздно». По дороге к автовокзалу они купили жареные эмпанады; жир пропитал