Милорад, слесарь с верфи в Сплите, случайно находит в старом ящике с инструментами ржавый шлем с выгравированным кошачьим силуэтом. Его друг Марко, механик с обожжёнными маслом руками, усмехается: «Ты теперь как рыцарь, только воняешь селёдкой». По вечерам они сидят в портовой таверне «Галеб», где Милорад пытается расшифровать символы на внутренней стороне шлема под треск радиоприёмника. В соседнем переулке, где сушится бельё на верёвках, он замечает слежку — мужчину в кепке, который исчезает,
Марко, ветеран с шрамом над бровью, чинил мотоцикл «Ява» во дворе белградской хрущевки, когда соседка Любица принесла ему банку абрикосового варенья. «Опять ночью свет в окне горел, — сказала она, поправляя платок на голове. — Снились опять те горы?» Он промолчал, вытирая руки промасленной тряпкой. Днём Марко разгружал ящики в порту на Саве, а по вечерам встречался с Душаным — бывшим сапёром, который теперь торговал сигаретами из-под полы у вокзала. «Слышал, в Сремски-Карловци нашли склад с
Марко, бывший инженер из Белграда, сгибается над самодельной взрывчаткой в полуразрушенной мельнице у реки Ибар. Рядом Милица, деревенская медсестра, перебирает украденные у усташей бинты, пахнущие йодом и порохом. "Провода перепутаешь — рванёт раньше времени", — бормочет он, зачищая контакты ножом с надломленным лезвием. Она в ответ бросает в ведро окровавленную ткань: "У тебя детонаторы, у меня — осколки в животе у Станко. Кому сейчас легче?" За стеной слышен хриплый
Инспектор Милорад Ковач, в помятом плаще и с вечной сигаретой за ухом, копается в делах о кражах продовольствия в разрушенном Белграде. Его напарник, молодой Сречко Вукович, ворчит: *«Опять мука и сахар — кому это сейчас нужно, кроме крыс?»* Ковач молча тычет пальцем в отчеты: в каждом фигурирует прозвище «Шестой» и адрес полуразрушенной фабрики у реки. На столе — карта с отметками возле рынка Калинич, где старухи торгуют самодельным мылом, а дети таскают уголь из разбомбленных вагонов. Зацепка