Озгю Кая

Эмир, 23 года, подрабатывает в антикварной лавке у подножия Галатской башни, сортирует потрескавшиеся кувшины с синими глазками от сглаза. Лейла, студентка-архитектор из Анкары, заходит туда случайно — ищет старые керамические плитки для дипломного проекта. Он роняет медный поднос, когда она спрашивает: *«Эти узоры… это же сельджукские мотивы? Мама в Кайсери ткала такие на коврах»*. Трамвай № T5 грохочет за окном, когда они договариваются встретиться завтра — Эмир знает заброшенную мечеть в
Лейла, старшая из сестер, каждое утро заваривала крепкий кофе в потрескавшейся джезве, пока Элиф ворчала из-за разлитого на стол варенья. Их дом в Бешикташе с облупившимися ставнями стоял в пяти минутах от переполненной школы, куда Мелек, младшая, вечно опаздывала, забывая тетради с уравнениями на кухонном столе. «Опять ты в своем облаке», — бросала Лейла, застегивая сумку с документами из больницы, где работала медсестрой. По вечерам, когда шум парома с Босфора доносился через открытое окно,
Представь стамбульские переулки, где запах кофе смешивается с пылью от стройки за углом. Там бродит парень лет двадцати — лицо в царапинах, взгляд будто застрял где-то между «пофиг» и «мне больно». Он живет в полуразвалившейся квартире с такими же потерянными, как сам: вроде семья, но все друг друга терпят сквозь зубы. Деньги? Крадут у туристов или разгружают ящики в порту, пока спина не гудит от боли. А ночью, когда город орет огнями, они сидят на балконе, деля одну сигарету на четверых, и
Али, командир роты, щурился от пыли, поднимавшейся над разбитой аптекой на улице Аль-Нахиль. В кармане его формы завалялась поломанная зажигалка — подарок младшего брата перед отправкой на юго-восток. «Патронов хватит на два штурма, воды — на полдня», — бросил Мехмет, перебрасывая ящик через баррикаду из перевернутого автобуса. Али молча кивнул, поправляя повязку с турецким полумесяцем на левом плече: трещина в лобовом стекле мертвого такси напоминала ему карту района. В подвале разрушенной