Лила, 22 года, моет кружки в кафе «Сосновая шишка» в Сноу-Пайне, пока Итан, ее младший брат, ковыряет струны гитары у окна. «Маме нужны эти деньги до февраля, а мы даже на гирлянды наскребли», — бросает он, глядя на потрепанный конверт с надписью *Медфонд*. Лила стирает пену с рукава свитера, подаренного соседкой Грейс, которая сейчас разгружает коробки с книгами в библиотеке через дорогу. В кармане фартука — потрепанный дневник с рецептами имбирного печенья, найденный в старом ящике кафе. «Там
Знаешь, иногда кино цепляет так, что потом неделю не можешь отойти. Помню, как сидел в темноте после титров, а в горле комом стояло — говорить не мог, даже если бы попросили. Там ведь вся эта тишина, которая грохочет громче любых взрывов... Кадры будто выцарапывают что-то из самого нутра, понимаешь? До сих пор мурашки, когда вспомню крупный план дрожащих рук героини. Она же даже не плачет, а ты чувствуешь всю эту боль сквозь экран. И самое жуткое — как зрителя делают соучастником. Типа, смотри,