Дитер Манн

Йонас Шульце, худой парень в очках с заклеенной оправой, каждое утро мнет в руках газету *Neues Deutschland*, пока мать на кухне режет черный хлеб тонкими ломтями. «Опять пишут про перевыполнение плана на сталелитейном», — бросает он через стол отцу, который молча поправляет галстук с эмблемой СЕПГ. После лекций в университете имени Гумбольдта Йонас тащит Эрику, дочь партработника, в кафе на Карл-Маркс-Аллее — она ковыряет ложкой пенку на кофе, он ворчит про запрещенный Сартр, который
Мария Степановна, вязавшая носки у печки, услышала стук в калитку. На пороге стоял соседский мальчишка Витька с ободранным локтем: «Тёть Маша, мамка говорит, у вас йод есть?» Пока обрабатывала рану, в избу заглянула Анфиса — доярка с фермы, попросила присмотреть за трёхлетней Катькой до вечера. «Опять мужики трактор чинят, не успею в ясли отвести», — вздохнула она, оставляя на столе свёрток с парным молоком. К полудню в доме уже толклись трое: Катька копошилась в старом сундуке с пуговицами,
Хайнц Штильке, худощавый парень в очках с потёртой оправой, каждое утро едет на трамвае №4 от панельной пятиэтажки на Либкнехтштрассе до школы имени Тельмана. В рюкзаке — бутерброд с ливерной колбасой, завернутый в газету *Нойес Дойчланд*, и потрёпанный учебник по обществоведению. После уроков он подрабатывает в котельной — чистит засоры в трубах, пока мастер Зигфрид, пахнущий табаком и соляркой, ворчит: *«Опять форсунки забил, Штильке? Ты ж инженером мечтал стать, а не дворником»*. Дома —