Эмиль, 28-летний бармен из Гамла Стана, нашел потрепанную записную книжку под стойкой своего бара «Källaren». Страницы пахли плесенью и бурбоном — заметки прежнего владельца, Ларса Бергмана, о долгах, поставках виски из Глазго и женщине по имени Анна. В четверг, когда дождь стучал по свинцовым стеклам, в бар вошла Лива, художница в растянутом свитере цвета хвои. «У вас есть что-то крепче кофе?» — спросила она, разглядывая бутылки с пожелтевшими этикетками. Эмиль протянул ей «Гленмор 12 лет», а
В старом гараже за авторемонтом «Вайва» Марюс находит коробку с записями покойного отца — распечатки звонков, фото незнакомых лиц. На обороте одного снимка: *«Линас, проверь дачи у Няриса. Там всё»*. За ужином в кафе «Дракон» Марюс толкает тарелку борща брату Андрюсу: «Отец не сам разбился. Кто такой Вайдас?» Андрюс мнет салфетку: «Он сгорел в 98-м. Не лезь». Ночью Марюс пробирается в архив городской управы — натыкается на Ольгу, дочь зама мэра. Та копирует документы по тендерам: «Если выживешь
В старом вильнюсском районе Ужупис, 17-летний Юстас Казлаускас находит ржавый медальон с выгравированными инициалами "R.M." возле заброшенной котельной. Он чистит находку зубной пастой в своей квартире на улице Паменкальнё, замечая, что внутри спрятана карта района Шнипишкес 1987 года. "Это чьи-то детские игры?" — спрашивает он у соседа Дарюса, таская чемодан с инструментами для ремонта велосипеда. Тот молча указывает на свежую царапину на дверце лифта — три параллельные
В старом вильнюсском районе Ужупис 27-летний Юстас чинит разбитый радиатор в квартире, доставшейся от бабушки. На кухне гремит советская вытяжка, за окном — февральская слякоть. По скайпу звонит его девушка Лина, работающая медсестрой в Чикаго: «Ты всё ещё с теми проклятыми гайками возишься? Майкл из цеха предлагает контракт. Говорит, без англйиского проживёшь». Юстас вытирает руки об засаленную футболку с надписью «Kablys», достает из холодильника банку «Švyturys». На столе — неоплаченные
Знаешь, как бывает — вроде все по плану, а потом бац! Вот представь: прокурорша, у которой самой рыльце в пуху из-за наркотиков, вдруг выкладывает на торги чемодан компромата на верхушку власти. Ну типичное «продам совесть, недорого», только ставки-то — жизни. А наш оппозиционер, горячий парень, прям рвется эту папку с грязным бельём перекупить. Доходит до того, что готов влезть в долги хоть к мафии — лишь бы переиграть систему. Но самое смешное (или трагичное?) — когда в эту игру втирается
Знаешь, иногда кажется, что 1919-й в Латвии — это как гигантский котёл, где всё кипело и взрывалось. Только представь: империя рассыпалась, как карточный домик, а тут ещё эти бесконечные перестрелки, крики, грязь… То царские офицеры цепляются за прошлое, то немцы лезут со своими интересами, а латышские стрелки — они же как раскалённое железо: с одной стороны свои, с другой — чужие. И вся эта мешанина — будто кто-то взболтал адский суп из амбиций и штыков. А политики? Ох, эти господа в