Toyin Abraham

Чиди, студент-архитектор из Лагоса, находит в старом чемодане отца, пропавшего пять лет назад, потёртый дневник с координатами заброшенного дома в районе Икеджа. Вместе с младшей сестрой Ннекой, которая тайно продаёт самодельные бусы на рынке Ошоди, они пробираются через заросшие лантаной ворота. В гостиной с облупившимися обоями Ннека натыкается на коробку с письмами на йоруба: *"Они думают, что я не видел, как Обинна брал камни из реки…"* — читает она вслух, пока Чиди выковыривает
Эммануэль Океке, 34 года, сидит в тесном кабинете на третьем этаже клиники в Лагосе. Стены облезлые, вентилятор скрипит, а через окно пробирается запах жареной рыбы с уличной жаровни. Он слушает Аишу, школьную учительницу, которая шепчет про ночные звонки от мужа-водителя: *«Он говорит, это клиенты, но я слышу, как шепчутся…»*. Эммануэль записывает на желтом блокноте, обрывки фраз: *«22:15… имя "Бозина"?… угрозы?»*. В перерыве пьет оги с прогорклым послевкусием — сок из тыквы ему
Ама, 28 лет, с утра замешивает тесто для коконте в крохотной пекарне на окраине Аккры. Над прилавком виснут связки красного перца, а из динамиков соседнего магазина бьют Highlife-ритмы. Вечером, вытирая пот с лица, она разворачивает конверт от кузины Эфуа: «Чикаго. Нужны руки для цветочного магазина. Билет уже куплен». Мать Амы, перебирая фасоль в пластиковой миске, хрипит: «Там снег, доча. Ты даже пальто не носила». Ама молча крутит в руках билет — на углу надорванный, будто его кто-то
В Лагосе, на пыльной улице за рынком Икеджа, 19-летняя Амина торгует острым супом из пластикового киоска. Ее младший брат, Туфель, вечно норовит стащить кусок козлятины из котла, пока она отворачивается к клиентам. "Руки сломаю, если еще раз поймаю!" — шипит Амина, шлепая его половником по запястью. По соседству, в мастерской с треснувшими окнами, Чиди, студент-недоучка, чинит генераторы — его руки вечно в мазуте, а под кроватью прячет чертежи ветряка из мусорных деталей. По вечерам
Чиди, 14 лет, копался в ржавом мусорном баке за закусочной "Мама Ифе" в Лагосе, когда нашел сломанный дрон с камерой. Его старший брат Ола, чинивший мопед "океада" во дворе, сразу схватил устройство: "Слушай, если починим — сможем следить за патрулями возле склада Калебу". Они собрали банду из пяти человек: их соседка Амина, умевшая отвлекать стражей смехом о политиках, глухонемой Габриэль, читавший по губам, и Бабатунде — бывший механик, знавший все про замки 90-х
Эфейи, девушка из деревни под Бамако, каждое утро таскает корзины с ямсом на рынок, ворча на жару. За хижиной с треснувшими ставнями она натыкается на Чидибе — полупрозрачного парня в рваной рубахе, который пытается разжечь костёр без спичек. "Ты кто, *одумавшийся* вор?" — хрипит Эфейи, хватая палку. "Дух из колодца за школой. Утонул в 98-м, когда алкаш-отец гнался за мной с мачете", — бурчит он, тыча пальцем в ржавое ведро у забора. Теперь он таскается за ней, пугая
Марк Семёнов, следователь из ОВД «Таганский», сидел в кабинете с видом на промзону, разбирая папку с фотографиями со взрыва в Басманном переулке. На столе — гора бумаг, пустая кофейная чашка с трещиной. Его напарница, Аня Королёва, ворвалась с запахом сигарет от вчерашнего дежурства: «Ты видел отчет баллистиков? Там следы тротила, но состав старый, как из 90-х». Марк щёлкнул ручкой по зубам: «Значит, кто-то копался в гараже деда. Проверь базы по взрывчатке времён перестройки». За окном дождь
Чиди, парень в потёртой кепке с логотипом «Chelsea», толкал тележку с коробками плавленого сыра через рынок Аджайи. Его сестра Амака, в жёлтом платье с оторванной пуговицей на плече, спорила с поставщиком из-за просроченных банок тушёнки: «Ты думаешь, я слепая? Эти цифры на дне стёрты нарочно!» Они арендовали угол в гараже дяди Эфе, где хранили товар под треснувшей табличкой «Ремонт велосипедов». По вечерам Чиди заливал рис острым соусом из пластикового пакета, а Амака пересчитывала наличку,
В Лагосе девушка по имени Йетунде Адеола, которую все зовут Йетти, работает продавщицей в крохотном бутике на окраине Икеи. Она носит поддельные сумки Louis Vuitton, сняв комнату в коммуналке с протекающим краном, но в соцсетях выкладывает фото у бассейна в Леки, ворованные у блогерши. «Ты думаешь, эти люди поверят, что ты из семьи Ойо?» — смеется ее соседка Топе, разогревая лапшу на керосинке. Йетти врет новым знакомым, что училась в Лондоне, но путает районы, называет Брикстон «милым
Камбили, с утра застрявшая в маршрутке danfo, пытается дотерпеть до офиса — в сумке мокнет от пота папка с презентацией для клиента-производителя пальмового масла. В агентстве её ждёт Чиди, коллега в потёртых кожаных сандалиях: *«Босс искал тебя в семь утра. Говорит, эти графики — как суп без перца»*. За стеклянной перегородкой начальник, мистер Банколе, размахивает руками, крича в телефон: *«Вы хотите, чтобы я продал воздух? Без бюджета — никаких дронов над Лагосом!»*. В перерыве Камбили
Амина, 17 лет, копалась в коробке со старыми вещами на чердаке дома в Лагосе, когда нашла медный браслет с трещинами. "Ọmọ ọwọ́ kan ò lè gbé e,"* — пробормотала бабушка, увидев находку, но девушка надела его. На следующий день у автомастерской, где она подрабатывала, к ней подошел Чиди — парень с шрамом через левую бровь. "Ты видишь их тоже?" — спросил он, указывая на тени с крыльями, кружившие над ржавым «мерседесом». Амина кивнула, поправляя платок на голове, пропитанный
Джелили, механик из Лагоса, ковырялся в двигателе старого генератора, пока его жена Бимбо торговала на рынке Илепо батареями и пластиковыми ведрами. По вечерам они спорили о деньгах в однокомнатной квартире с треснувшим окном: «Чиди опять просил занять, — бормотал Джелили, протирая руки тряпкой, — а у нас даже на свет не хватает». Брат Чиди, который развозил на мопеде бутилированную воду, уже месяц исчезал в районе Аджероми, возвращаясь с синяками и новыми золотыми цепями. Однажды утрой Бимбо
Знаешь, иногда кино цепляет так, что потом неделю не можешь отдышаться. Вот смотрю я эту историю про парня, который словно вырван из реальности — весь в татухах, с взглядом, от которого мурашки по спине. А вокруг него эта дикая природа, горы, которые давят своим величием, и ты чувствуешь, как холодный ветер бьёт в лицо вместе с кадрами. Честно, сначала думал: "Ну, ещё одна попытка показать 'настоящую жизнь'". Ан нет! Тут нет пафоса, всё как есть — грязь под ногтями, боль,