Ночь любви (2018)

В Мумбаи 24-летний Арджун, разносчик чая из уличной лавки *Масала Дрим*, ежедневно прокручивал одни и те же маршруты: рынок Кроуфорд, офисный квартал возле станции Чёрчгейт, променад Марин-Драйв. Его мотоцикл «Баджаж» дребезжал, как консервная банка, а в кармане вечно звенели монеты для сдачи. Однажды в пятницу, разливая *чика-чай* менеджеру Радживу, он заметил девушку в выцветшем сари, рисующую граффити на стене заброшенного склада. «Эй, это частная собственность!» — крикнул Арджун, спотыкаясь о ящики. Девушка обернулась — черные волосы в беспорядке, пальцы в синей краске. «Частная? Здесь даже крысы съели таблички», — усмехнулась Прия, вытирая кисть о подол. Она оказалась студенткой художественного колледжа, снимала комнату в трущобах Дхарави.

Через три недели Арджун принес ей завтрак — *паратхи* с картошкой в газетной обертке. «Ты что, мой личный даббавала?» — спросила Прия, смешивая краски банкой из-под кока-колы. Они сидели на крыше, слушая гудки поездов, а она рассказывала о картине для выставки в галерее Jehangir — огромном полотне с летающими рикшами. Все оборвалось, когда у Прии начались приступы кашля: врачи в муниципальной клинике нарисовали диагноз — туберкулез. «Я продам мотоцикл», — сказал Арджун, глядя на ее синие от холода ногти. «Не смей, — она схватила его за рукав, — лучше научись танцевать. Я буду рисовать, а ты — крутиться, как в тех дурацких фильмах». Последнюю сцену они сняли на дешевый телефон: Арджун в ржавых кедах прыгает под дождем, а Прия, завернутая в одеяло, кричит: «Слева! Нет, это *кадва* лево!» Ее смех оборвался хрипом.