Мой единственный родственник (2024)

Элиас, 45 лет, бухгалтер из лондонского Хакни, неделю раскладывает бумаги матери по коробкам «Tesco». В холодильнике — банка горчицы 2019 года и три бутылки «Guinness», которые он не пьет. Дверь с треском открывается: на пороге двоюродный брат Арчи, 37, в косухе с пропавшей пуговицей. «Ты даже чайник не чистишь?» — хрипит он, ставя гитару с наклейкой «The Exploited» на плитку Formica. Арчи приехал из Глазго, где играл в пабах на улице Бьюкенен, пока барабанщика не арестовали за драку. Теперь он спит на диване с прожженной сигаретой дыркой, а Элиас по утрам пересчитывает пропавшие ложки.

В четверг Арчи приводит двух друзей-барабанщиков; они варят картошку в кастрюле для пасты и спорят о футболе. Элиас, поправляя коврик «Welcome» у двери, находит под ним конверт 2003 года: «Лиззи, пришли еще 50 фунтов для Арчи — он снова потерял работу». На кухне Арчи напевает песню про поезд до Глазго, а Элиас внезапно вспоминает, как в 12 лет мать прятала его школьные туфли, чтобы Арчи не продал их за сигареты. «Она писала, что боится, как ты один…» — начинает он, но брат роняет банку с фасолью. В субботу они едут на автобусе 394 до Маргейта, прах Лиззи в жестяной коробке из-под печенья. Арчи достает из кармана ржавый ключ: «Это от ее старой дачи в Эдинбурге. Думал, тебе отдать».