Дрозд, дрозд, ежевика (2023)

Лика, пятнадцатилетняя девочка из Тбилиси, впервые видит Мартина, седого орнитолога из Берна, в горном селе Кехви. Он сидит на корточках у обшарпанной хижины, записывая в потрёпанный полевой дневник наблюдения за дроздами. «Почему они возвращаются сюда каждую весну?» — спрашивает Лика, разминая в пальцах ягоду ежевики. Мартин, не отрываясь от бинокля, бормочет по-грузински с резким немецким акцентом: «Они ищут то, что оставили. Как все мы». Вечером, пока Лика чинит дырявую сеть для ловли форели, Мартин показывает ей карту с пометками — красными крестами отмечены деревни, исчезнувшие после оползней.

В старом сундуке под лестницей Лика находит фотоальбом: на пожелтевшем снимке мужчина в советской военной форме, похожий на Мартина, стоит рядом с её покойной бабушкой. «Это не я», — отрезает он наутро, разбивая глиняную чашку с ежевичным вареньем. Лика крадёт его дневник, обнаруживая между страниц письмо на немецком — упоминание о «проекте 1972» и координаты в горах Сванетии. Они едут туда на раздолбанном «Москвиче», слушая по дороге кассеты с грузинскими народными песнями. Возле полузатопленной часовни Мартин признаётся: «Твоя бабушка спасла меня тогда. Я должен был вернуть долг». Лика молча достаёт из рюкзака ветку ежевики, кладёт её на затопленные ступени — вода скрывает надпись «Анна», выбитую в камне.