Сорок первый год: Противостояние (1999)

В лесах под Хюрюнсалми Ээро, солдат с обветренным лицом, ползком пробирается через заросли мха, сжимая винтовку M/27. Его патруль неделю назад наткнулся на советских разведчиков — с тех пор связь с командованием прервалась. В деревне Лийса, медсестра в выцветшем халате, стирает бинты в ледяной воде реки, шепча: «Если завтра не привезут йод, начнём жевать сосновую кору». По вечерам в подвале школы, где устроили госпиталь, она вытаскивает осколки из ран под треск старого радиоприёмника — капрал Юхани пытается поймать хоть какие-то частоты, но слышит только шум. «Здесь никого... пока», — бросает Ээро, входя в помещение, пахнущее дизелем и карболкой. На столе — открытая банка консервированной оленины, которую делят трое: куски жира застыли на жестяных краях.

Лийса прячет в шкатулку письма от брата, пропавшего под Тайпале, когда в церковь врывается раненый красноармеец. «Ты предательница?» — Ээро хватает её за рукав, пока она давит на артерию незнакомцу. «Он тоже человек, — отрезает Лийса, срывая с пленного гимнастёрку, — посмотри — вши как у наших». Ночью взрыв сотрясает склад боеприпасов за мельницей — Юхани, уронивший папиросу в ящик с порохом, лежит без ноги. Утром Ээро находит в кармане Лийсы схему обходных троп через болото: «Для кого?». Она молчит, собирая оставшиеся шприцы. В последней сцене — камера скользит по пустым причалам: лодка с дырявым днищем и ящик патронов, обёрнутых газетой 1939 года. Кто-то зачёркивает карандашом даты в блокноте.